Домашников подумал, что Бола предлагает какую-то гадость по отношению к ним, но неожиданно оказалось, что худосочный коротышка невольно поспособствовал планам Домашникова.

– Знаете, – сказал Аканде, выслушав Болу, – мой советник подал интересную мысль. Он предлагает свести вас с этим американцем, представляя всё так, словно вы – его соотечественники. Вдруг он тогда расскажет больше?

«А советник Бола, похоже, куда более умён, чем его патрон, – подумал Домашников. – Он тут за кардинала Ришелье, что ли?»

– Очень мудрая мысль, – теперь уже совершенно искренне сказал он вслух. – Я полностью согласен с советником – это великая идея!

Вдруг у ворот, ведущих с улицы во двор, возник шум – группа солдат тащила какого-то человека в лохмотьях. Пинками и прикладами его выволокли на площадку метрах в десяти от столов, где пировало руководство НРЮП, и швырнули на колени.

Президент Аканде чуть покосился на гостей и что-то грозно спросил у старшего вооружённой группы. Высокий нигериец, на голове которого, несмотря на жару, болталась каска с остатками надписи о принадлежности сего предмета в прошлом миротворцам ООН, начал свои объяснения.

Глава местного режима слушал, размеренно кивая. Наконец, когда солдат закончил, он что-то грозно спросил у стоявшего на коленях человека. Худой негр вскинул лицо и негромко ответил. Аканде задал новый вопрос ещё более повышенным тоном – на сей раз допрашиваемый промолчал, понурив голову.

Как раз в этот момент из туалета вернулся Гончаров, и Домашников подвинулся, освобождая место майору, который немедленно поинтересовался, что здесь происходит. Пётр только пожал плечами, кивнув вперёд: смотри, мол.

Аканде повторил вопрос. Стоящий на коленях человек вдруг начал что-то быстро говорить с каким-то решительным отчаянием. В конце концов, он вскочил, с криком выбрасывая руку в сторону президента и его окружения, но тут же покатился по земле от удара прикладом. Кривясь от боли, негр кое-как встал на четвереньки, а потом на колени.

Гости переглянулись – становилось понятно, что они присутствуют при весьма драматическом событии. Видимо, местный житель совершил какое-то правонарушение согласно действующим законам, вопрос только в том, насколько разумны были эти законы.

Доктор Аканде неожиданно резво для подвыпившего человека выскочил из-за стола и встал перед правонарушителем. Тут же рядом с ним возник и советник Бола.

Президент разразился длинной речью. Он с криками то указывал на согнувшегося в коленопреклонённой позе оборванца, то воздевал ладони к небу, то топал ногами. Наконец, подводя итог своей темпераментной речи, Аканде что-то последний раз выкрикнул и указал на окровавленный чурбан.

Солдаты подтащили упиравшегося человека к плахе – только теперь майор сообразил, что это никакая не разделочная колода, а самая настоящая плаха, – и один из них, вывернув несчастному руку, заставил его положить её на деревяшку.

Гончаров, чувствуя, что сам уже готов сорваться, тем не менее взял за полу куртки привставшего из-за стола Домашникова и зыркнул глазами на Фёдора и Альтшуллера, чтобы те сидели тише воды ниже травы.

Командир вооружённого отряда, ухмыляясь, отцепил от пояса здоровенный мачете. Оборванец задёргался, пытаясь вырваться из цепких объятий солдат, и закричал что-то истошным голосом, обращаясь ещё раз к президенту, но тот только сделал утвердительный знак палачу. Приспешники Аканде, сидевшие за столом, одобрительно залопотали.

Мелькнуло тяжёлое лезвие, хлынула кровь, и завизжал несчастный, оставшийся без кисти руки.

– … твою мать! – выдохнул Исмагилов, и даже Гончаров поморщился, искоса наблюдая за своим экипажем.

Исмагилов налил самогона и залпом выпил. Домашников сидел красный как рак, не отводя глаз от места экзекуции. «А это хорошо, что он краснеет», – машинально подумал Гончаров, вспоминая известные слова Цезаря о том, кто – краснеющий или бледнеющий солдат – более выгоден в экстремальной обстановке.

Семён Ефимович смотрел куда-то мимо в пространство, стараясь совладать с чувствами. За него, кстати, Гончаров волновался меньше всего – евреи, по его мнению, на бытовом уровне генетически являются нацией философов.

Визжащему негру перетянули культю верёвкой и вытолкали его за ворота. Доктор Аканде, сопровождаемый верным Болой, вернулся за стол. В воздухе висело тягостное молчание.

– Вам этого не понять, – важно молвил доктор Аканде, внимательно разглядывая россиян. – Это был вор: он посмел украсть коз из президентского хлева.

– А сколько коз он украл? – машинально спросил Пётр.

– Что?… Ах, ну какое имеет значение сколько? Да хоть бы и одну! Воровство есть воровство. Его не должно быть!

– А этот человек – он, собственно, кто? – поинтересовался Гончаров.

– Этот вор? – Аканде поднял брови. – Местный житель. Работать они не хотят, лишь бы украсть где-то что-то. Потому и приходится жестоко искоренять воровство. Да-да: суровое время – суровые законы.

– И что он будет теперь делать без руки? – спросил майор.

– Как что? – искренне удивился президент. – Скорее всего сдохнет.

Стараясь оставаться спокойным внешне, Гончаров начал сворачивать сигарету и пожал плечами:

– Оставшись без руки, он, пока не сдохнет, будет вашим заклятым врагом. Не лучше ли тогда просто казнить на месте?

– Нет, не лучше! Вот сейчас он продолжает какое-то время мучиться на виду у остальных, а значит, и общественное воспитательное воздействие наказания гораздо сильнее. Тем более какой он враг без правой руки?! – Аканде цинично засмеялся.

– Но вы теперь и сами не сможете использовать его как солдата!

– Ну и что? Да он и не нужен как солдат! Оружия всё равно не хватает, а дай ему оружие – неизвестно куда такой его повернёт.

Домашников шумно выдохнул воздух и вдруг сказал как ни в чём не бывало:

– Да бог с ним, с этим вором. Господин президент, мы с вами говорили про подозрительного проклятого американца. Что если мы сыграем как раз в ту игру, что предложил уважаемый Бола?

– Ах да, – вспомнил Аканде и вдруг совершенно по-русски предложил: – За это, кстати, стоит выпить.

Чаши снова наполнили. С каменными лицами Исмагилов и Альтшуллер отпили из своих посудин. Домашников, всё ещё красный, как из бани, держался, на удивление, спокойно. Впрочем, от жары все и так обильно потели.

Выпив чашу пива, Домашников извинился и пошёл к отхожему месту. Он уже хотел войти в грубо сколоченную хибару, как ветки кустов рядом с сортиром раздвинулись и показалась седая всклокоченная голова.

– Извините, сэр, – шёпотом и несколько шепеляво сказала голова на вполне приличном английском, – вы не из какой-нибудь миротворческой миссии?

– Что?! – опешил Пётр. – Из какой миссии?!

– Ну, возможно ООН. Они же приходят иногда в районы бедствий.

– А, вот вы о чём, – кивнул Пётр. – Откуда же сейчас здесь возьмётся ООН? Думаю, самой этой организации давно уже нет.

– Жаль, – вздохнул пожилой негр, – а тут многие их ещё ждут.

– ООН ждут?! Четыре года?! – не поверил своим ушам инженер. – Увы, горькая правда: никакая ООН сюда уже не придёт.

– Да я тоже так думаю, но многие люди надеются, – покачал головой негр. – Я Джошуа, вроде как садовник, да ещё и по дому работаю. А откуда вы? По вашему произношению я слышу, что не американец и не англичанин.

Домашников усмехнулся и объяснил. Джошуа вздохнул:

– Значит, через Арку точно можно уйти в другой мир?

– Можно, – сказал Пётр, сообразив, куда клонит старик, – но неизвестно, будет ли там лучше. Гуманитарной помощи от ООН там точно не дождётесь.

– Я понимаю, – кивнул старый садовник. – Президент Аканде строжайше запретил всем приближаться к Арке. Говорят, что на второй день, как на берегу появилась эта штука, несколько человек вошли туда и пропали, а президент не хочет, чтобы народ убегал от него. Поэтому он там поставил засаду, которая отстреливает всех, кто хочет бежать.

– А сам руки за коз рубит! Но там, с другой стороны Арки, совсем чужие миры, и я могу точно сказать, что во многих человеку придётся плохо. Там есть почти непригодные для нас планеты.