Как ни странно, помочь положить инвентарь на сани согласился китаец, думаю, из чистого любопытства, а не по доброте душевной, сын поднебесной напросился в грузчики. Когда санки с грузом выезжали за ворота, Пин Янг схватил кусок бересты на кухне, где-то раздобыл гвоздь и стал старательно вычерчивать увиденный инструмент.
Вскоре река полностью очистилась от ледяного покрова. Пахом Ильич перебрался в Смоленск, где велись усиленные работы по ремонту ладьи. Когда смола высохла и был опробован новый парус, купец причалил к крепости, ставя судно под погрузку. И если зимой мы отправляли в Новгород в основном специи, то в этот раз везли оружие. Данила на зиму отпустил своих подмастерьев, которые здорово помогали экипировать ополчение. Сто кольчуг сумели собрать будущие кузнецы. Броню, топоры, мечи вместе с двадцатью тысячами наконечников для стрел погрузили в ладью. Материя, нитки и бижутерия для Нюры вместе с продуктами и подарками заняли всё оставшееся место, после того, как были перенесены мои вещи. Двадцать шестого марта мы отчалили от пристани и двинулись в сторону Смоленска, откуда после аудиенции у Ермогена наш путь лежал вверх по реке к славному городу Новгороду.
Позади ладьи на толстом капроновом тросе была привязана надувная лодка, укрытая сверху брезентом. В ней лежали канистры с бензином и боеприпасы с секретным оружием. Так сказать, на всякий случай, если совсем будет плохо. К концу апреля мы планировали прибыть в конечную точку маршрута, провести короткий отдых и отправиться в устье реки Ижоры, где по моим подсчётам должны были высадиться шведы. Сидя на баке, мы как раз и вели беседу с Ильичом, обсасывая странные отношения новгородцев со скандинавами.
– Да почитай каждый год ушкуйники ходят и грабят их. Оно, конечно, не хорошо так с родственниками поступать, но к кому ещё за зипунами идти? – Пахом рассказал, как в прошлом году его сосед, снарядив два корабля, прошёлся по шведскому берегу и разорил несколько селений, якобы мстя за разграбленную ладью.
– Так выходит, Фаси с ответным визитом в Ижору придёт? – с недоумением я спросил у Новгородца.
– Да там и брать-то нечего. Вот острог поставить, это более вероятно, да дань с местных собрать. – Ильич закончил намазывать масло на хлеб, положил сверху пару толстых колечек колбаски и откусил приличный кусок своего кулинарного творения. – Моё мнение, кто-то подталкивает твоего Фаси на этот вояж. Все нормальные свей, к примеру, пошли в Смоленск, секиры на серебро менять. Сколько ты их нанял? Десятков шесть? Евстафий пуд серебра отряду Велунда за месяц службы выложил. А эти там и куны не получат.
– Хм, от шести десятков их меньше дюжины осталось, так что пуд серебра Велунду дюже дорого достался.
– Такова жизнь. Хочешь больших денег – либо торгуй, либо воюй.
– Ну, тогда нам стоит самим заняться экспроприацией. – Похожий бутерброд оказался и в моей руке.
– Экспо… чего? – переспросил Пахом с набитым ртом едой.
– Грабить шведа будем, Пахом Ильич. – Подсохший хлеб хрустнул на моих зубах. – Кто к нам с мечом придёт, у того мы этот меч и отнимем.
Купцу явно понравилась предстоящая перспектива нашей деятельности. Отвинтив крышку термоса, он разлил чай по кружкам и, поднимая свою, как кубок, произнёс:
– Вот это правильно. Это по-нашему, по-новгородски.
В процессе дел и забот я как-то позабыл про мальчишку, отправленного со специальным заданием. В прошлом году, перед отплытием Пахома, маленькому ижорцу был подарен арбалет пистолетного типа. Убойный выстрел всего на двадцать шагов, но для мальчика – в самый раз. Очень уж понравилось Пелгую разить неприятеля на расстоянии, да ещё желательно таким образом, чтобы враг тебя и не увидел. Вспомнив, я спросил о его судьбе.
– Кстати, а Пелгуй где сейчас?
– Зуёк наш большим человеком стал, – серьёзным голосом, каким сообщают только важную весть, ответил Ильич, – оруженосец у князя. Со своим самострелом даже ночью не расстаётся. Благодаря ему, я теперь к князю вхож.
За год, который я провёл в средневековье, пришлось уяснить: ни один властитель не оторвёт попу от насиженного места, если от этого ему не будет выгоды. На все проблемы подданных им плевать, и только возможность собственного свержения с престола их занимает, да и то не сильно. Информацию о том, что скандинавы собираются в поход, Ярославович воспринял спокойно. О подобном каждый год говорили. Он и сам был не против пощипать соседей. Поэтому и решили мы с Пахомом заинтересовать новгородского князя возможностью получения богатой добычи. По приезде в город, через Нюру, которая обшивала жену Александра, Ильич должен будет слить почти правдивую информацию.
– Допустим, – рассуждал я, – она скажет так, мол, батька собирает отряд, для того, чтобы перехватить шведскую казну, которую скандинавы привезут в Ижору. Строительство острога предполагает немалые расходы, да и дружину содержать надо.
– Тогда кольчуги продавать нельзя, их надо будет засветить, тогда точно решат, что всё серьёзно, – предложил купец.
– Твоя правда, Пахом Ильич, наличие большого запаса оружия и снаряжения не останется, не замечено. Об этом кто-нибудь да доложит. – Новгородский князь, как любой уважающий себя правитель, должен полагаться на информацию из нескольких источников.
– Ты представь, Лексей. Сначала Пелгуй сообщает об откровении, услышанном им в часовне. Затем псковчанка ночью прожужжит ему все уши о готовящемся походе. А в довершение ко всему слух о сборе вольной дружины. – Новгородец привстал и стряхнул крошки с рушника за борт.
– Обязательно клюнет. Да ещё решит опередить тебя. А чтобы всё оставалось в тайне, возьмёт с собой малую дружину, ну может, ещё небольшой отряд ополчения, руководители которого и донесут информацию.
План был выработан. То, что Александр возглавит войско всего в триста человек, было мне не известно. Нападение на противника, чья живая сила в четыре раза превосходила отряд Ярославовича, чуть не стало катастрофой. И только наше участие изменило ход всего сражения. До событий в устье Ижоры оставалось всего пару месяцев. Ладья Пахома Ильича подходила к волоку.
Алексей Борисов
Византиец: Ижорский гамбит
© Алексей Борисов, 2017
© ООО «Издательство АСТ», 2017
1. Новгородские истории
Из треснувшей известняковой плиты вода родника стекала почти бесшумно. Катилась себе тоненькой струйкой, пока не вгрызалась в свою товарку, отчего струи всплёскивало, и, уже объединившись в крутящийся прозрачный жгут, журча, влага спешила к сотворённой природой гранитной чаше, выливаясь из которой, неслась к большой воде. К Пудости, а та уже к Ингре, к великой реке целого народа. И так происходило изо дня в день, год за годом. Время шло своим чередом, и даже вечное багровое светило, прячущееся за похожие на небрежно содранные звериные шкуры облака, ни в силах изменить сложившихся устоев, как всегда, клонилось к закату. Ещё не заполыхали отблески вечерней зари, как откуда-то со стороны леса пополз редкий, несмелый туман, который, боясь приподняться и растаять в воздухе, изо всей силы цеплялся за каждую кочку и куст. Постепенно он накрыл луг и на мгновенье замер, словно затаился от смертельной опасности, как по реке разнесся скрип корабельного дерева, натужные выдохи гребцов и чужой для этой земли говор. Скандинавская шнека со свейским купцом Гротом стала поворачивать к берегу, где на пригорке, у устья речки, втекающей в полноводную Неву, расположился одинокий хутор.
Не так давно здесь обосновалась семья кузнеца Юхи. Разругался коваль со своей ижорской общиной, забрал семью и подался к побережью, подальше от злых языков. Срубил дом, обзавёлся хозяйством и стал жить. Окрестный лес снабжал дичью, заливной луг делился сочной травой с домашней живностью, на огороде прорастала репа и прочие овощи, а остальное давала река. Худо-бедно, но заработка от проходящих кораблей в период навигации на жизнь хватало. Всем это было выгодно. Путешественники часто ночевали на приветливом берегу, чинились и даже отмечали это место на своих лоциях как благоприятную стоянку. Юха же, в свою очередь, выменивал у них недостающие в хозяйстве товары, а жена варила брагу, славящуюся на сто вёрст окрест. Ещё пару лет, и искатели лучшей доли станут обживать побережье двух рек. А как иначе? Устье всегда притягивает людей.