– К папочке, говоришь? Я тебе покажу папочку!

Полуторный меч сверкал на солнце, как лопасти пошедшей вразнос безумно вращающейся мельницы, с каждым витком орошая снег кровью. Самолвянам практически никого не досталось. Озверевший Штауфен разбросал отряд орденцев, и те бросились в разные стороны, попадая под колья и дубины местных. Захар только и успел окрасить топор кровью да прочитать про себя «Отче наш», как всё закончилось. Гюнтер, тяжело дыша, осмотрел поле боя и слез с коня. Во дворе, держа окольчуженную ножку на голове Огрызко, без шапки стояла Нюра. Сабля была поднята над головой, девушка улыбалась и глазами, полными восхищения, смотрела на своего любимого.

– Гюнтик! Ты мой король. – Нюра воткнула саблю в снег и побежала к Штауфену, бросаясь в его объятия.

Стоявший рядом Захар чуть не прослезился. Нечасто девушки так открыто демонстрировали свою любовь к избраннику. И тут он обратил внимание на стекающую кровь с лезвия воткнутой сабли. Хозяйка не просто вогнала болт в задницу Огрызко, она отсекла ему голову, что и взрослому мужчине не всегда под силу.

«Господи! Кого ты послал по наши души? Кем же вырастут их дети?» – подумал Захар, а потом не без гордости посмотрел на дверь своего дома, откуда подглядывала за мужем Инга.

На следующий день Гюнтер собрал вече. На месте вчерашнего боя присутствовали все жители деревни. Даже маленькие дети пришли, играя в сторонке с деревянными мечами, причём у многих девочек в руках были кривоватые палки. Слово взял Гюнтер.

– Отряд вооружённых воинов в любой момент может прийти в деревню и взять всё, что захочет. Вчера мы победили, многие получили оружие, но если ливонцев будет в два раза больше? – Штауфен сделал паузу, давая возможность переварить сказанное.

– Огородиться надо, – крикнул Игнат, предлагавший недавно откупиться.

– Правильно! Да только не совсем огородиться. Нам надо построить замок, за стенами которого в случае опасности можно укрыть женщин и детей. Камня потребуется много, но ещё больше нужно дерева, а больше всего этого – вашего труда. Я не прошу помогать мне, помогите себе сами! – Гюнтер замолчал, взглянул на старосту, ища поддержки.

– Слово! Дайте сказать! – Захар вышел на центр площади, снял шапку и поклонился соседям.

– Говори, Захар! – раздались голоса самолвян.

– Мы рыбаки… не вои. Три дня назад к нам пришли новые люди. Что они умеют делать, мы не ведаем. Однако беда за ними сразу нагрянула.

– Гнать! Гнать чужаков! – закричали коренные жители.

– Не гнать! Наоборот привечать. Чем нас будет больше – тем лучше. Вспомните, как радовались летом, когда месячный улов заезжему купцу продали. А если острог поставим, то к нам каждую пятницу приезжать станут, торг устраивать. Разве то плохо?

Вече замолчало. Семьи рыбацкой деревни жили исключительно со своего промысла. Пойманных двухаршинных налимов засовывали в бочку с водой и везли в Псков. Но рыбаков было много, а купцов, дававших справедливую цену, – по пальцам пересчитать. Так что зажиточной деревню назвать было нельзя. Помимо налима в озере отлично ловились судаки, щуки, лещи и окуни. Иногда попадался жирный сиг, его коптили. Партию копчёного сига и купил невесть откуда появившийся коммерсант, на серебро которого, добавив из накопленного, смогли приобрести корову.

Идею с организацией ярмарок подсказала Нюра. Всё, что касалось торговли и рекламных технологий, девушка не только выучила назубок, но и отчасти воплотила в жизнь. Две дочери плотника Тимофея вовсю шили платья в Новгороде, работая по очереди за швейной машинкой, установленной в двухэтажном магазине, рядом с лавкой Ильича, и уже сами подумывали заводить себе учениц. Пахомовна консультировала только самые ответственные заказы, где стоимость готового изделия можно было сравнить с воинским доспехом. Вот и теперь, едва отойдя от военных событий, сидя вечером за столом, Нюра поведала Захару, как устроить торговый центр. Для этого нужны были две вещи: надёжные склады, в виде стен замка, и пара смышленых купцов, рассказывающих о прелестях нового торгового места соратникам по цеху.

«Да кто сюда приедет? В глухомань нашу», – возразил тогда Игнат и тут же получил ответ.

«Какой же ты непонятливый. Хоть и лодка у тебя самая лучшая. Купчишка, если почувствует лишнюю куну, сорок вёрст отмахнет, дабы её заполучить. А если он будет знать, что тут сила есть, добро его сберегающая, то только сюда ездить и станет».

Захар натянул шапку на голову. Всё, что он хотел сказать, произнесено. Вече решило оказать помощь в строительстве замка. И если Гюнтер исходил из военных соображений, то самолвяне – сугубо из экономических. По существующим законам оккупированной территории псковских земель, Штауфен был в роли мелкого наместника Ордена и де-юре строить укрепление не мог. Откуда он возьмёт деньги на стройку, если по Уставу денег у него быть не должно, а план любого мероприятия утверждается Советом? Бред, да и только. Однако реальной власти в подобных Самолве местах тевтонцы не имели. Крестоносцы могли провести карательную акцию, пограбить, но насадить свои порядки оказались не в силах. Посему законом руководствовались старым, и если народному собранию был неугоден наместник, то и решения его не выполнялись. Швабец вечером, после сражения, многое узнал о самоуправлении и на вече был просто героем-витязем, обязанным защищать самолвян от неприятеля. За эту защиту ему полагался оброк и бесплатное кормление. То есть, не имея лишних средств, Гюнтер с трудом мог содержать себя, жену и одного слугу. Вот такое поместье ему досталось. Одного ещё не знали самолвинцы, что Штауфену было начихать как на законы Ордена, так и на принципы местного самоуправления. Структура с жёсткой вертикалью власти, только она могла эффективно справиться в этом регионе, в перспективе называемом княжеством. Но на данном этапе становления руководствоваться можно было тем, что работало.

7. Копорье

Новгородское ополчение без особых проблем подошло к Суйде, где разместилась ставка Александра. Отсюда было запланировано начать движение после двухдневного отдыха. Дружинники выгребли все запасы продовольствия у местных жителей, но те особо не роптали. Вроде освободители пришли, как не поделиться? Правда, и радости не выказывали, ибо освобождать оказалось не от кого. Единственный немец, проживающий в деревне, был ливонским дезертиром. Три года уже как сожительствовал с местной вдовой, успел наплодить двух ребятишек и, по мнению суйдавцев, был прекрасным хозяином, да и просто хорошим человеком. Так что, если бы бояре заранее не побеспокоились о пропитании, то столкнуться с голодом пришлось бы на следующие сутки. Впрочем, достатка также не наблюдалось.

На совете было принято решение идти двумя колоннами. Князь с основным войском должен был двигаться по направлению к Вздылицам, а оттуда к Замошью, после чего по замёрзшему руслу Копорки выйти к замку и начать осаду, перекрывая возможную помощь с юга. Пахому Ильичу предстояла задача гораздо сложнее. После того, как у Вздылиц армия разделялась, Ильич шёл на Дяглино, выбивал оттуда скудный гарнизон из десяти орденцев, захватывал Кипень, за ним Дятлицы, Гостилицы и поворачивал к Копорью, тем самым завершая окружение. Если бы удалось точно установить численность гарнизона неприятеля, то новгородцы сразу бы рванули напрямик. Так как после неудачного похода Хайнрика немцев осталось с гулькин нос. Но Северная Русь всегда славилась расчётливостью, а упустить возможность обогатиться с освобождённых деревень – не понял бы никто.

– Ну что, Лексей, в путь? – Пахом недавно закончил завтракать и лепил снежок, собираясь запустить его в Гаврилу Алексича, который за минуту до этого обкидал снегом Ильича.

– Мы со Снорькой вперёд пойдём. Мало ли что.

– То да, разведка завсегда нужна. Парамона с собой возьмите. Хоть и старый хрыч, а татя за версту чует. Всю жизнь в охране купцов ходил.

– Раз советуешь, то пусть идёт с нами. – Я развернулся и зашагал к лошади, которую уже оседлал Снорри.