Погода позволила после полудня. До Хиславичей гостя вызвался проводить Петер. Во-первых, ему было о чём поговорить с шурином, например, о семейных делах; а во-вторых, и это стало определяющим в выборе проводника, Гюнтеру подошли лыжные ботинки Алекса. Как только распогодилось, гауптман натянул на брюки высокие гетры, подражая в одежде Дистергефту, застегнул на молнию суконную куртку, надетую поверх свитера, водрузил на голову вязаную шапочку, накинул лямки от санок с лежащей на них формой, встал на лыжи, прошёл два метра и упал. Причём так неудачно, что при попытке снова встать, с криком от боли, снова уселся в снег. Ещё в детстве он подвернул лодыжку, и теперь эта, казалось бы, незначительная травма напомнила о себе в самый неподходящий момент. Ногу пострадавшего освободили от ботинка и тут же слепили ледяной компресс, положив снег на носок и прижав штаниной. Гюнтер попыхтел, морщась от боли и холода, но позволил помочь себе доковылять до летней кухни. Усевшись на лавку, он услышал разговор отошедших в сторонку Алекса и Петера. Говорили тихо, однако музыкальный слух гауптмана не подвёл.
– Мне придётся наведаться в деревню и попросить лошадь, – сказал Петер.
– Будь осторожен, здесь орудует банда поляков.
– Знаю, поэтому и пойду лесом. Слава богу, твой друг Савелий контролирует этот район.
– Знать, не так всё у него хорошо, раз бандиты напали на нашего офицера. Лучше я сам схожу, заодно попрошу, чтобы его люди походили окрест дома.
– Хорошо, тогда я посижу с Гюнтером.
Приняв услышанное к сведению, Шмит не удивился. Не так давно где-то в этих местах проходила операция по нейтрализации польских военнослужащих, сбежавших из русского лагеря. Для этого задействовали роту чехов, отправленных на переформирование в тыл. Видимо, их доклад об успешном завершении мероприятия был, мягко говоря, не точным. И теперь Гюнтер сложил всю мозаику, касающуюся его пленения. Только сообщать кому-либо, что он был захвачен, гауптман не стал бы ни в жизнь. Сотрудник абвера, побывавший в руках противника не имея на то приказа, превращался в постоянно подозреваемую фигуру. От такого клейма не отмыться, а если и получится, то карьера всё равно полетит под откос. Да, нападение имело место быть. Состоялся бой, он отстреливался, слышал польскую речь, что было истинной правдой, совершал манёвр отхода, но, к сожалению, получил травму и по счастливой случайности оказался у дружественно настроенных местных жителей. Так всё и было, и никак иначе.
Через пару часов с наложенной на ноге шиной, кутаясь в меховое одеяло, Гюнтер восседал на мягкой соломе рядом с Петером, а широкие сани мерно катились по льду реки. Шедший рядом с лошадью Савелий Силантьевич вскоре уселся спереди и, понукая мохнатую лошадку вожжами, повёз их в Хиславичи. Коротая дорогу за разговорами, гауптман старался как можно больше выудить у профессора информации, подстроившись благодарным слушателем, под манеру собеседника рассказывать о своей работе и изысканиях без остановки. Изредка вставляя наводящие вопросы, он вскоре уловил всю суть и поразился глубиной исследуемого предмета. Оказалось, что «учёные», занимавшиеся всяческой разнообразной мистической чушью, не такие уж и болваны, как он думал раньше, а много хуже, так как имеют единомышленников по всему свету. Прикрываясь тайными знаниями, встречами с потусторонним миром и какими-то вот-вот ещё не разгаданными, но, несомненно, дающими жизнь небывалому могуществу, тайнами, они внушали руководителям стран свою исключительную значимость. Оно и понятно, достигнув абсолютной власти, всегда присутствует сомнение в её полноте. Властителям хочется большего, хочется стать подобно богу. Одни строят башню высотой до неба, другие как Икар летят к солнцу, третьи заставляют свой народ поклоняться себе. Да мало ли примеров? Наука не может дать тирану сверх того, что отведено ей исторической необходимостью. Вот и появляется свора оккультистов, чувствуя востребованность. Но в отличие от этих мракобесов, Дистергефт опирался не на мифы, а на документы и найденные артефакты. Это ставило его обособленно от когорты последователей Зиверса, но и только. Анализируя, Гюнтер пытался понять, чем Петер заинтересовал Алекса, что тот приютил его, если, конечно, не было давней договорённости между ними, а об этом тоже не стоило забывать. Неужели эта «зараза» коснулась и его? А если так, то направление в поисках алтаря может быть и перспективное, или корни того дерева, что он недавно рисовал, уходят так глубоко, что только на осмысление уйдёт гораздо больше времени, чем предполагалось. Тем не менее всё это не являлось той ступенью, на которую Гюнтер собирался немедленно взойти. Первоначально его интересовали связи Алекса, и он решил попросить содействия у шурина.
– Петер, – сказал Гюнтер, когда Дистергефт закончил рассказывать о каком-то монастыре, – вот ты давно знаешь Алекса. Как ты думаешь, у него остались знакомые по ту линию фронта?
– Знакомые… хм, мы об этом как-то не разговаривали. Думаю, нет. Хотя постой, один раз он обмолвился, о генерале Волосе или Волосове. Сейчас не вспомню, но речь шла о недалёкости этого генерала. Мы тогда о Китае спор затеяли, конкретно о Чан Чунчене.
– Китай это далеко. Я вот газеты в кабинете видел, к вам почтальон приходит?
– А-а, вот ты о чём. Раз в две недели я езжу на аэродром, отправляю отчёты в Берлин, летчики делятся.
– Хиславичи! Господа хорошие, – подал голос Савелий.
– Так Алекс, он что, – не обращая внимания на Савелия, – с китайцами работал?
– Нет, он какие-то дела с Японией имел, – ответил Дистергефт, – а этот китаец там учился. Алекс говорит, у него большое будущее.
С прессой всё прояснилось, а также стало понятно и то, что профессор не такая важная шишка, как изначально предположил Шмит. На свою беду выяснилось, что и со связями Алекса и дальнейшей его разработкой может ничего не получиться. Дела за океаном абверовца не интересовали, не его поле деятельности. Нужно было нечто поближе, до Уральских гор. Так что, подъезжая к комендатуре, Гюнтер решил хоть что-то поиметь с родственника, сообщив ему об отправленной и не дошедшей до адресата посылке. То есть о научных изысканиях Петера – в Берлине неизвестно, так как самолёт пропал. И какая разница, кто и под каким соусом доложит, что удалось определить местоположение артефакта? Суть его предложения заключалась в том, что неплохо бы было взять его в компанию. Ведь научное открытие это одно, а практическая польза от находки, которую ещё предстоит извлечь, и что возможно с этого получить для себя лично – совершенно другое. Он же, в свою очередь, постарается заинтересовать некоторых влиятельных людей, занимающихся подобным поиском. Только в этом случае награды, финансирование и многие блага будут несравненно выше предложенных жадинами Розенберга, так как его знакомые люди имеют огромное влияние в рейхе и их возможности даже трудно представить. Все останутся в выигрыше. Да и не стоит забывать о семье, всё в общую копилку.
– Я тебе, Гюнтер, вот что скажу. Алекс не разделяет идей «любителя лимонов» и считает его приход к власти горем для народа. Это он просил тебе передать. А я, со своей стороны, заметил, что и ты, как настоящий германский офицер, не в восторге от того идиотизма, который фюрер время от времени выдаёт за божественное откровение, толкая миллионы на бойню. Мы хотим только одного, скорейшего окончания войны. Если ты собираешься не просто сделать карьеру, а ещё и увидеть внуков, не боящихся смотреть на небо, откуда могут посыпаться бомбы, то хорошенько подумай, стоит ли нам работать вместе? Вожди приходят и уходят, а Германия остаётся. С кем мы, ты, наверно, уже понял. И эти слова я передал тебе не где-то в лесу, а заметь, возле комендатуры.
– Ты не боишься, Петер? Ты понимаешь, что после этих слов я обязан тебя арестовать?
– Страх? Мне было страшно, когда один ублюдок стрелял в меня в восемнадцатом, когда ожидая ареста, я почти засунул голову в петлю, когда началась война, и мир погрузился в хаос. Но когда рядом с тобой, с самолёта расстреливают детей, тебе уже на всё наплевать. Я не боюсь, а по поводу, что ты должен, поступай, как велит совесть и честь. Только мне кажется, что крошка Лина никогда бы не связала свою судьбу с негодяем.