– Вот пленный новгородец, – произнес брат-священник, и подтолкнул в спину сильно избитого и связанного по рукам и ногам человека, отчего тот завалился в снег.
– Переверните, я хочу видеть его глаза, – приказал Андреас.
Новгородца перевернули. Фон Вельвен присел на корточки, схватив за подбородок лежащего пленного, и стал говорить с ним через переводчика.
– От правдивости твоих слов зависит твоя жизнь. Вздумаешь врать – сгоришь на костре. – Андреас повернул голову новгородца, дабы тот смог увидеть столб с вязанками хвороста. – Понял?
– Да, – ответил новгородец.
– Кто командовал отрядом?
– Семен из Чернигова.
– Шернигов, – прошипел Андреас, – далековато что-то. Как в отряд попал?
– С Новгорода мы. Боярин отправил с чуди дань собирать.
– Дань с земель Ливонии? – Ухмыльнулся вице-ландмейстер. – А куда с данью идти дальше думали?
– Известно куда. Воевода в Самолву хотел. Семен сказал надо вдоль побережья пошукать.
– Стоп! Самолва, что-то знакомое. Рудольф, Изменка далеко от Самолвы? – крикнул Андреас.
– День пути, – ответил Рудольф, стоявший невдалеке от вкапываемого в промерзлую землю двухметрового столба.
Задавая второстепенные вопросы, Андреас внимательно следил за реакцией пленника. Минут через шесть-семь он прислонил указательный палец к губам новгородца, давая тому понять, что надо заткнуться и внимательно слушать.
– А теперь последний вопрос. Куда вы спрятали бочонки с янтарем? Отвечай!
– Я уже говорил, не было никакого янтаря. А если и был, кто ж мне дозволит в добыче копаться?
Андреас отпустил подбородок новгородца и выпрямился. К нему подошел Рудольф.
– Лжец! – выдал вердикт вице-ландмейстер. – Когда он говорил про янтарь и Самолву, кадык дернулся, а зрачки расширились. Кстати, про остальное он не врал. Рудольф, после приема пищи собери конвент в моей походной палатке. Наши планы меняются.
Уже собравшись уходить, Андреас внимательным, буквально прожигающим взглядом посмотрел на брата-священника, и словно что-то вспомнив, спросил у него:
– Я тебя где-то уже видел. Ты из комменды Зоннтаг?
– Да, я родился в южной Штирии. Три года назад меня отправили на помощь в Ливонию, крестить язычников.
– И как успехи? Новгородец согласился принять истинную веру?
– Нет. Он наоборот считает, что его вера истинна.
– Жаль. Как жаль. – С грустью в голосе вице-ландмейстер развел руками. – Сжечь еретика!
Через четверть часа в шатре с кожаной крышей и полотняными боковинами собрались шестеро братьев-рыцарей. Это были командующие трех треффенов со своими заместителями, являвшимися командирами первых баннеров. Они стояли полукругом, напротив вице-ландмейстера. На столбе за предводителем была закреплена карта области.
– Братья! – начал свою речь Андреас. – Вы все знаете, что сейчас идет строительство укреплений замка Штаркенберг [108] , нашей резиденции в Палестине. Орден собирает средства. Эх!
В этот момент штирцу так прострелило спину, что он чуть не выгнулся от боли. Не спас и пояс из собачьей шерсти. С секунду он простоял как статуя, но потом боль отошла, и он продолжил:
– Нам надлежало отправить груз янтаря, нашу лепту, но так сложилось, что сокровище похитили.
– Святотатство! – воскликнул Герман.
Андреас кивнул головой, соглашаясь с рыцарем.
– Шпион выследил банду новгородцев, вырезавших отряд сопровождения из Избурга, и вчера известил брата Рудольфа. Теперь вы знаете, почему Рудольф уводил свой отряд ночью из лагеря. К сожалению, похищенное сокровище не найдено. По моему предположению, оно попало в лапы короля Александра. Нам надлежит немного скорректировать свой маршрут и двинуться к Самолве.
Андреас обвел взглядом собравшихся братьев-рыцарей. По правилам конвента все участники были равны и имели право голоса. Но в данной ситуации не первый год знающие друг друга рыцари, кроме двух новичков, прекрасно понимали, что в условиях похода единоначалие незыблемо и вице-ландмейстер уже принял для себя решение. А если прибавить тот факт, что Андреас фон Вельвен считал себя непревзойденным мастером по раскрытию правды, то когда он говорил «предположение», это можно было считать утверждением. Перечить самому дураков не было. Зная все это, предводитель тевтонцев внутренне наслаждался такой ситуацией. Ему очень нравилось кого-нибудь поучать и выводить на чистую воду. И сейчас он ждал только единственного слова против, чтобы тут же доказать свою правоту.
– Кхе, кхе, – прокашлялся Генрих Штанге. – Насколько я помню, мы отправились в поход на помощь епископу Герману. Войско новгородского короля сейчас находится где-то недалеко на юго-востоке от Дерпта. При чем тут Самолва? Она вообще на той стороне озера. Нам надлежит придерживаться установленного плана и идти на соединение с союзниками.
«Как слепые котята, дальше собственного носа не видят, – подумал про себя Андреас, – братьев надо обучать не только мечом махать, а еще основам тактики и стратегии. На будущий год обязательно привезу книги из Рима». С этими мыслями Андреас вплотную подошел к Штанге.
– Притом, дорогой мой Генрих, что новгородскому королю уже не нужен Дерпт. Он понимает, что не сможет удержать его и только потеряет свои лучшие войска. Герман это никак не возьмет в толк, но то к лучшему. Смотри на карту. Русские повернут обратно, и мы должны не дать уйти Александру к устью реки Желча, откуда он с легкостью добежит до самого Новгорода со всем награбленным добром. Мы обязаны вынудить его отступать к Пскову, а когда их войско растянется – нанесем удар. Поэтому мы и идем в Самолву. Оттуда можно контролировать все озеро. Кстати, в Самолве сидит Гюнтер Штауфен, Рудольф был с ним на Неве и знает, что он из себя представляет.
– Образован, невероятно хитер, амбициозен и очень опасен, особенно в бою на мечах. Мне он сказал как-то, что прибыл сюда завоевать себе землю, а яблочко от яблони далеко не падает, – выдал информацию Рудольф, но по знаку вице-ландмейстера закрыл рот.
– Так вот, в его лояльности я немного сомневаюсь, посему наше присутствие должно напомнить ему, что нового епископства Орден не допустит. Это первое. Второе, Герман просил защитить Дерпт, мы защитим. Каким образом это будет сделано, по-моему, это наша забота. И последнее, без похищенного янтаря обратной дороги нам нет. Только в этом случае наша миссия будет успешной.
– Все равно мне непонятно, – забормотал Штанге. – Почему Александр будет отступать? А если он разобьет войско епископа на этих днях?
– Да и пусть. Не это сейчас главное. Александр получил подброшенное письмо, и как мне доложили, он отправил к Герману переговорщика. Значит, он глуп и слаб, раз стал думать о мире. Запомните! Победитель принимает капитуляцию, побежденный заикается о мире. Только так и не иначе. Сворачивайте лагерь, мы выступаем.
– Heilen-Wehren-Helfen, – хором прокричали свой девиз тевтонцы и вышли из шатра вице-ландмейстера.
Рудольф немного задержался и, дождавшись, пока последний командир выйдет из шатра, задал вопрос:
– Андреас, а ты знаешь, что Фридрих в прошлом году послал в Ливонию своего эмиссара Геца?
– Да, я слышал об этом. К чему ты мне это говоришь?
– Может, ты слышал, – с легкой иронией в голосе, – что в Равенне Гец стал кардиналом?
– Нет, – тревожно ответил Андреас.
– А это так, я точно знаю.
– Странно все это. Уж не думаешь ли ты, что Гец прислан на замену Герману, а Штауфен его военная сила? Если это так, то нам стоит опасаться швабца больше, чем новгородского короля.
– Все может быть. У меня в Дерпте свой человек. Со дня на день я жду от него весточки с подробным отчетом.
– Как интересно получается, Рудольф. После серии предательств Фридрих перестал доверять многим. Даже тем, кому верил безоговорочно – нам. Куда катится мир? Пошли, слуги сейчас будут упаковывать шатер.
Спустя час тевтонское войско покинуло поляну. Передовой отряд немецкой разведки, состоявший из чуди, словно ищейка, вынюхивающая следы зверя, чуть ли не наступала на пятки десятку Кербета, подобравшего троих новгородцев. Русские уходили по замерзшему болоту, чтобы после полудня выйти к Ахье и уже по ней, извивающейся ледяной дороге, достичь рати Ярославовичей. Там новгородцы сделали привал. Сазон выпросил у Кербета кое-что из одежды и оружия, изъявив желание вернуться, брата похоронить. Понимая, что в данной ситуации троица беглецов только станет помехой, десятник и слова не сказал. Каждая минута была дорога. Отдал все, что просили, и, попрощавшись, пустил лошадь в галоп, задавая темп всему отряду.