– Странно, почему послание адресовано мне, а не Конраду. Ландграф Тюрингенский пока ещё магистр Ордена. Политика в его компетенции, да и псковскими делами заведует Дитрих Гронингемский. Уж не козни ли это?
– Может, стоит принять его? – сказал Ульрих с улыбкой. – Не отсылать же купца к Конраду. Иначе мы ничего не узнаем, и, если это чьи-то козни, то в следующий раз они станут более изощрены.
– Ты дьявольски проницателен, Ульрих. Зови.
Стража пропустила купца в комнату, отобрав при этом сумку и ощупав одежду. Предприниматель не противился, иронично хмыкнул и, зайдя внутрь, перекрестился на висевшее на стене распятие. Покрутив головой, обнаружил лавку у крохотного оконца и, усевшись на неё, стянул сапог со своей ноги.
– Что ты себе позволяешь? – начал, было, Ульрих, видя подобную бесцеремонность.
Вскоре из сапога вылетел свёрнутый пергамент. Запашок от него исходил ещё тот, но и в помещении не розы росли. Едва купец поднял его, как Ульрих выхватил послание и передал своему начальнику на оловянном подносе.
«Князь Александр Ярославович вместе с дружиной изгнан из Новгорода. Дорога открыта. Преданный друг Германа фон Зальца, да упокоит Господь его душу, боярин Строган».
Хайнрик закончил читать послание. Это была та информация, которую он ждал, а чёрточка вверху пергамента означала тайный знак, придуманный ещё Германом. Старый прохвост даже после смерти служил Ордену. Наконец-то всплыл тот «влиятельный друг», о котором знали единицы, а в лицо видел лишь фон Зальц. Взятие Новгорода – прямой путь на место магистра. Вечный заместитель Дитрих так и останется замом. Только как сподвигнуть Орден не останавливаться на начатом? Эта дурацкая политика Конрада двигаться постепенно, не спеша пережёвывая принятые под крыло земли, выгодна только ему самому, а никак ни братству. Вот так и проходит слава. Впрочем, расшевелить эту поросшую мхом компанию можно. Настало время провернуть одно неблаговидное дело, о котором в приличном обществе не только не принято говорить, но и желательно даже не притрагиваться к нему. Исключительно чужими руками. Речь шла о воровстве казённых денег. Хайнрик не собирался прикарманить казну Ордена, в его положении неучтённые средства были в некотором роде опасны. Кража являлась инструментом для одной интриги, которая давно была проработана и ждала своего времени. Дело в том, что обнаружение пропажи могло весьма болезненно ударить по авторитету Конрада, а уж тогда он использует всё своё влияние и добьётся похода на новгородские земли. Пусть Орден не готов, но казну-то надо пополнять.
– Ульрих, отыщи-ка мне братьев Гри… ну, тех пройдох, что попались в наши сети в Сан-Доменико-Маджоре. Они мне срочно нужны. Надеюсь, эти прохвосты ещё не разучились готовить?
Бывшие студенты Неаполитанского университета, шпионы и воры Карл и Якоб Гриммы, были пойманы Хайнриком пять лет назад при попытке заимствования каких-то секретных манускриптов по металловедению. В обмен на помилование братья обязались оказывать некоторые услуги весьма деликатного свойства, непосредственно связанные с их умениями. Спустя час они выслушивали новый приказ своего «благодетеля». Им вменялось отправиться в Венден, при резиденции магистра устроиться работать на кухню, прорубить лаз на второй этаж, где хранилась казна, и потихоньку, по фунту в день стащить деньги, спрятанные как неприкосновенный запас. А дабы пропажу не обнаружили, вместо украденного мешочка с монетами, подкладывать такой же, но с галькой.
Старшему брату Карлу затея понравилась, только детали надо было утрясти до свершения дела, и он задал вопрос:
– Где мы будем хранить серебро? Под шапкой фунт не спрячешь.
– Олухи! – Фон Виде сотворил на лице страшную гримасу, и Карл в испуге отшатнулся от рыцаря. – Вы сначала доберитесь туда и устройтесь. Взятое передадите Ульриху, он будет наведываться раз в две недели. И смотрите мне, за вами будут наблюдать.
Братья отбыли в Венден, преподнесли повару откормленного гуся в ивовой корзине и благополучно внедрились на кухню, не то поварятами, не то дровосеками. Это давало возможность шастать по хозяйственным пристройкам в любое время и не быть избитыми в случае поимки. По ночам, в углу, на потолке возле арки, Гриммы аккуратно разбирали кладку, замаскировав будущий лаз поленницей из дров. Сложенные под самый вверх буквой «П» поленья надёжно прикрывали отверстие. Однако бывшие студенты на этом не успокоились и подстраховались, проявив смекалку и сообразительность. Они сделали люк, составив его из гладких дощечек, вымазали поверхность глиной и с помощью кирпичной крошки сымитировали кладку. При неярком освещении заподозрить подвох было невозможно, настолько чётко был выполнен рисунок. Две недели упорного труда – и лаз был готов.
Орден ещё со времён крестовых походов хранил казну не в подвалах, а на верхних этажах – боялись подкопа. Дверь в хранилище открывалась тремя ключами, а их владельцы находились в удалении друг от друга. Так что на тот момент система безопасности была продумана. Пропажу обнаружили лишь спустя месяц, и то, случайно. Братья не выдержали, воспользовавшись украденным серебром. Девица, обслужившая их, сделала пожертвование в церковь, а монах, сортировавший подношения, обратил на необычный пфенниг внимание. Кто мог предположить, что монета редкой чеканки вновь окажется в руках казначея? Разразился скандал, но Гриммы уже были далеко, сбежав сначала в польские земли, а оттуда подались в Смоленск, где были пойманы Бен Барухом, при попытке сбыть ему фальшивое золото, якобы привезённое из Венеции от самого Кодоньято. Точно такое же, как на рынках в Турции в моём времени. Оно пользуется спросом у доверчивых туристов, украшающих шеи массивными цепочками, не имеющими к золоту никакого отношения. Сплав красной меди, олова и цинка неопытному глазу невозможно отличить от драгоценного металла. Посчитав смолян дикарями, ушлые Гриммы не на того напали. Таким образом, я и узнал из первых рук о краже казны Ордена.
Вернувшись из Новгорода, я оказался закрученным в водоворот смоленских событий. К моему неудовлетворению, обо мне вспомнил князь. Спасибо хоть, что Рысёнок вызвался отвезти послание, следуя в Мстиславль. Мне надлежало выплатить не только пять гривен ежегодного налога за деревню и крепость, но и сообщить точное количество домов с объёмом пахотных земель. Если с деньгами и домами всё было предельно ясно, то с землёй наоборот. Это наводило на мысль о появлении в аппарате руководителя администрации какой-то умной головы. За решение продовольственного вопроса взялись всерьёз, что одновременно радовало и настораживало. Вместе с тем, Смоленск готовил посольство в немецкие земли. Заканчивался срок действия договора от двадцать девятого года, и его надо было перезаключить, исправляя прошлые несуразицы. Одним из пунктов была оплата пошлин при покупке золотых и серебряных изделий, и посольство везло взятку. Вернее её только готовили, поручив работу самому известному смоленскому ювелиру. Бен Барух взялся за заказ, но ему не хватало драгоценных камней. Использовать в столь сжатые сроки привычный канал поставок он не успевал, имеющиеся в наличии камни оказались неподходящими, и единственным выходом из сложившейся ситуации оставалось отправиться на поклон к Евстафию. Купец выполнял любой каприз в товарах, правда, за большие деньги, но зато в короткий срок. Вскоре я оказался у ювелира в мастерской, и в процессе дел у нас возник небольшой спор по поводу чистоты золотых изделий, в частности, кольца. Барух определял подлинность золота совершенно простым способом. Вот только при этом надо иметь музыкальный слух.
– Смотри, Алексий, вот кольцо из золота. Я брошу его на каменный стол, и… слышишь хрустальный звон? Так звенит только золото, а твоё звенит плохо. – Бен Барух подхватил кольцо со стола, положил обратно в шкатулку и стал внимательно рассматривать лежащие кучкой серьги, купленные мною в ломбарде.
– Что скажешь?
Художественной ценности изделия не представляли, а вот современная манера огранки камней, как и они сами, явно должна была заинтересовать ювелира.