– Хочешь жить – замри! – раздался голос из леса.

«Жить, жить», – стучало молоточками в голове Грота, и он вскочил, петляя как заяц, бросился наутёк, за ним побежали оставшиеся в живых паломники. В их спины полетели стрелы. Свей споткнулся, зашиб колено, но нашёл в себе силы, снова поднялся и побежал. Впереди мчался обезумевший человек в рубище. Огибая на ходу словно специально поваленные крест-накрест берёзы, он как лось прокладывал сквозь молодую поросль деревьев дорогу. Вдруг паломник упал, причём как-то странно, словно что-то ударило его по ногам, и Грот спустя мгновенье понял почему. Между стволов дрожала тонкая верёвка зелёного цвета. Она была не одна. Чуть левее, где пространство между деревьями позволяло проехать и волокуше, на высоте ладони был натянут ещё один трос – и так по всему периметру поляны. Незамысловатая препона и остановила наиболее прытких паломников. Когда после падения голова стала соображать, за спиной Грота прозвучал тихий юношеский голос:

– Тебе же сказали не шевелиться, – и на шею наступила чья-то нога.

Наверняка кто-то сумел преодолеть защитные препятствия и избежал стрелы в спину, но гоняться за парой-тройкой беглецов никто не собирался. Пойманных фуражиров собрали возле ямы, куда скидывали за малейшее непослушание. Единственный шанс выбраться оттуда, заключался в добросовестном труде, а именно освобождении от любой одежды и амуниции погибших. Двадцать девять человек, в основном выходцы племени сумь, во главе со своим командиром попали в плен. Их раздели догола и затолкали в землянку, вырытую невдалеке от ложного склада. Дверь подпёрли бревном, бросив предварительно узникам остатки пшеницы (из которой делали брагу), вываленные в корыто, да бочонок с водой. Вот и весь хлеб, который им достался. И вскоре произошло одно весьма занимательное событие. Пока заталкивали наиболее ретивых, решивших выразить несогласие, я подошёл к груде сваленных в кучу трофеев.

– Пахом Ильич, надо спешить, – напомнил я купцу, который старательно потрошил широкий пояс Грота. – Нам ещё полверсты по лесу пробежать да знак Бренко падать, скоро начнётся.

– Погодь, Лексей, вот! Смотри, как знал. – Ильич вытащил золотую пластинку. – У меня дома точно такая, в чулане схована.

– Покажи-ка… вот это номер. – На моей ладони лежал треугольник с вычеканенным глазом на его вершине.

– Как возвернёмся, мы владельца пояска на муравейник посадим, всё скажет. – Пахом потряс в воздухе поясом и отшвырнул его в кучу доспехов и оружия, сложенных под ёлкой.

* * *

Воеводы новгородско-ладожской рати – Сбыслав, Меша и Гаврила Алексич – стояли напротив Александра. Перед каждым была поставлена индивидуальная задача и оговорены способы связи. Последние наставления перед атакой получены, и, полагаясь на воинское умение своего князя, новгородцы лишь кивнули головами. Русская рать была разделена на четыре отряда, охватывая полумесяцем лагерь свеев. Конно-пешая рать новгородских бояр, стрелки из ижорских охотников и часть морской стражи с ушкуйниками Меши и конная дружина Ярославовича. Кавалерия стала скапливаться на правом фланге. Проскочить сквозь лес и ударить единым кулаком в другом месте оказалось невозможно. Но и оно не давало всей нужной площади для построения. Для этого был придуман отвлекающий манёвр.

Столетнее дерево прошуршало листьями, приветствуя детей своей земли. «Спасибо, родной», – Ратмир погладил рукой кору дерева, вытер нож, подмигнул Савве, который подбирал добрый топор, рядом со вторым убитым. Дозорные, расположившись у самого леса, так и остались сидеть в теньке дуба. Казалось бы, всё на стороне новгородцев, но внезапной атаки не получилось. Протяжный вой волка вспугнул лесных птиц, когда Гунгир залез на крышу дома ижорца, с целью вырезать защитные руны. Это заставило его посмотреть на опушку, как в это время со стороны леса блеснуло железо брони. Никто, кроме дежурного отряда облачён не был, значит – враг.

– Тревога! – заорал Гунгир.

Лагерь всполошился, все ожидали возвращения интендантского взвода с продовольствием, а тут, совершенно с другой стороны, да ещё так не вовремя. Дело в том, что в палатке командующего проходил завтрак-совещание по одному из самых основных вопросов средневековых вооружённых наёмных сил. На походном раскладном стуле за грубо сколоченным столом восседал предводитель, ел кролика и отбрёхивался от рыцарей, которые тонко намекали о необходимости получения очередного транша за доблестную службу. По условию найма, четверть была выплачена перед отплытием, вторая четверть должна была осесть в кошелях по прибытию на место, оставшаяся половина отдавалась в конце похода. Расставаться с марками жутко не хотелось. Все уже услышали, что серебро на флагманской шнеке, и, как только закончат насыпать вал, то будет произведён расчёт. В принципе, нормальные условия, но устраивали они далеко не всех.

– Без лопат? Вал с полгода будут насыпать. У меня течь до сих пор заделать не могут, надо покупать смолу, доски, нанимать корабелов. Или ярл предлагает заделать дыру словами? – Рыцарь в щегольской шёлковой рубахе пренебрежительно окинул собравшихся соратников взглядом.

– Рагнар правильно говорит, без нормальных, окованных лопат ни рва, ни вала в ближайшее время нам не видать. А значит, и обещанной платы. Ярл, платить надо сейчас, как обещал. – Голос с сильным швабским акцентом раздался из угла шатра.

Фаси кивнул головой, якобы соглашаясь, и прислушался; зычный голос своего старого друга он не спутал бы ни с чьим иным, Гунгир мог с кормы орать в шторм, да так, что на носу было отчётливо слышно. Однажды в лесу, на охоте, кормчий своим рыком отогнал разъярённого медведя, который чуть не прибил неловкого оруженосца. Ульф часто вспоминал тот неприятный момент в своей жизни и очень гордился своим другом.

– А ну тихо! Вы слышали?

– Тревога! – Гунгир прокричал ещё раз и ловко сполз по крыше домика на землю.

Двадцать два неплохо экипированных воина, оставив лошадей в укромном месте, во главе с Гаврилой Алексичем высыпали из леса. Крича и размахивая сулицами, они обрушились на скопившихся возле выкопанной ямки свеев, которые, побросав колышки с верёвками, бросились к лагерю. Розовощёкий монах успел ойкнуть и упал на землю, лишившись чувств.

– Господи! Сколько же их тут? – Гаврюша окинул взглядом кишащий людьми неприятельский лагерь, и внизу живота стало неуютно.

Одно лишь успокаивало, пожелание Александра: «Гаврила Алексич, – напутствовал князь, – на тебя вся надежда, как можно больше шума, выскочил из леса, шороху навёл и сразу назад». Вроде, когда смотрел из-за деревьев, неприятеля было в разы меньше. Впрочем, хорошо считать после боя. Свой знаменитый на весь Новгород именной полуторный меч со сложной гардой, купленный у Пахома Ильича за сто соболей, Алексич обнажил, да вот только воспользоваться им не пришлось: опытные бойцы действовали молниеносно. Маленькое копьё, брошенное с десяти-двенадцати шагов, шансов практически не оставляет, и как результат: больше дюжины полуголых тел лежали на земле. Гаврила попятился назад, первая часть плана выполнена, внимание привлекли, теперь обратно в лес.

– М-м-мы, – раздался голос из-под ног.

Новгородец наступил на лежащего ничком на траве монаха, тот пришёл в себя, попытался заорать от боли, но вовремя зажал рот рукой, притворившись убитым.

– Отходим, ребята! – подал команду Гаврила. – А ты, дружок, побежишь со мной.

Алексич перекинул круглый щит за спину, поддал пинка монаху, схватил левой рукой за верёвку рясы и поволок к зарослям, как за спиной завопил прячущийся в траве мальчишка.

– Они схватили отца Лоренцо! На помощь! – надрывался мальчуган.

Служка, состоящий при монахе, с коим священник проводил куда больше времени, чем с остальными, обладал потрясающе звонким голосом. Так что если кто и не увидел, так точно услышал. Любой воинский стан, неважно, разворачивается ли он или наоборот, покидает место стоянки, имеет дозорных и боевое охранение. Можно криво или ровно поставить палатки, гадить, не отходя от них, либо посещать отхожую яму, тут же принимать пищу или столоваться в специально отведённом месте. Выбор в средневековой армии был всегда, за исключением дежурного отряда. Это как «Отче наш» для верующих. Так повелось с крестовых походов. Этакие пограничники, выручающие всех и принимающие на себя первый удар, несли службу при любых обстоятельствах. Подразделение в три десятка бойцов бросилось вдогонку за обидчиками. Не будь рыцарей на важном совещании по выколачиванию денег, может, и обошлось бы. Бежать в малознакомый лесной массив, где за каждым деревом поджидала верная смерть, немного безрассудно. Но дать правильный приказ оказалось некому, а напавших навскидку не так и много. Да что рассуждать, когда наказ ярла оберегать монахов пуще глаза никто не отменял, вот и помчались сыны фьордов на выручку римскому священнику. Стрелки Меши смогли пустить по две-три стрелы каждый, прежде чем оставшиеся в живых свеи сообразили, что на ногах всего да ничего воинов, а полянка, на которую они выскочили, стала похожа на капкан. Спасавшийся бегством противник вдруг развернулся и издал боевой клич: «Новгород!»